В 1965 году в издательстве «Художественная литература» была издана книга «Лирика Древнего Египта» в переводах поэтессы Анны Ахматовой и профессиональной переводчицы Веры Потаповой. И египтологи, и литераторы отметили их высокое качество.
Увлеченные Египтом
Анна Ахматова – признанный мастер слова, а ее стихи, закованные в строгую поэтическую форму и содержащие высочайший накал чувств, давно стали классикой. Она прекрасно знала мировую культуру, свободно владела французским языком, знала немецкий, выучила итальянский, чтобы читать «Божественную комедию» Данте в оригинале. А вот Египет занимал ли какое-то место в жизни Ахматовой до переводов древнеегипетской лирики?
Во времена ее молодости, в начале прошлого века, среди русских писателей Древний Египет был весьма популярен. Стоит только открыть литературные журналы тех лет – и сразу можно увидеть стихи, посвященные этой теме. Большое внимание было приковано также к книгам, рассказывающим о путешествиях в Страну пирамид. В то время Египтом увлекался и соискатель руки Анны, поэт Николай Гумилев. К тому моменту, когда она после нескольких отказов вышла в 1910 году за него замуж, Гумилев уже побывал в этой загадочной стране, написал о ней стихи и прозу, начал издавать в Париже журнал под названием «Сириус» (Сириус – звезда, предвещающая разлив Нила). Именно в этом издании он опубликовал первое стихотворение своей жены, подписанное «Анна Г.». В 1910 году в Париже, где Ахматова и Гумилев проводили свой медовый месяц, состоялось их знакомство с итальянским художником Амедео Модильяни, который приехал в столицу Франции, чтобы брать уроки живописи.
«…своей Египтянке»
Общение Ахматовой с Модильяни продолжилось и в 1911 году, когда она осталась одна в Париже. По одной версии, поссорившись с Гумилевым в России, поэтесса уехала в столицу Франции, по другой – молодые супруги вместе были в этом вечном городе, а после конфликта Гумилев отправился в Африку. Так или иначе, но в 1911 году Ахматова несколько месяцев жила в Париже, сняв квартиру в старинном доме на левом берегу Сены. В это время будущая поэтесса встречалась с молодым, в то время еще неизвестным художником Амедео Модильяни, который тоже был очень увлечен Египтом. Позже в своих воспоминаниях Ахматова напишет: «Он водил меня в Лувр смотреть египетский отдел, уверял, что все остальное, «tout le reste», недостойно внимания. Рисовал мою голову в убранстве египетских цариц и танцовщиц и казался совершенно захвачен великим искусством Египта». Или вот еще пример из ее «Записных книжек»: «В Лувре (1911) я была насмерть прикована к Египту. Египтянкой – царица и пляс<унья> – изображал меня рисовавший [меня] тогда Амедео Модильяни». Будущей поэтессе в это время исполнилось 20 – гибкая, черноволосая, загадочная, в обаянии еще нераскрывшегося таланта, она пишет стихи и умеет разгадывать сны – ну чем эта русская в восприятии художника не таинственная египтянка?
«В черноватом Париж тумане,/ И наверно, опять Модильяни/ Незаметно бродил за мной…/ Но он мне – своей Египтянке…/ Что играет старик на шарманке,/ А под ней весь парижский гул…» – это строки Анны Ахматовой из черновых набросков к «Поэме без героя». В это произведение в дальнейшем она их не включит, они останутся в черновиках. И больше в ее стихах имя Модильяни нигде не упоминается.
Оба героя ахматовской молодости – и Гумилев, и Модильяни – рано уйдут из жизни. Гумилев будет расстрелян в 1921-м, а Модильяни умрет после болезни годом раньше. Обоим выпадет громкая посмертная слава. Произведения Николая Гумилева и в наше время издаются большими тиражами, а картины Амедео Модильяни продают за баснословные деньги. Так, в этом году на аукционе «Сотбис» в Америке его картину «Обнаженная, сидящая на диване» купили за 70 млн. долларов. Ахматовой же, напротив, было суждено прожить долгую жизнь, пережить много событий: революцию, репрессии близких людей, войну, дни гонений и дни славы.
После возвращения в Россию о Модильяни она долгое время ничего не слышала и думала, что не услышит уже никогда. Сообщение Советской России с внешним миром было тогда прервано. И только во времена, когда международная почта заработала и в Союз писателей стали приходить иностранные журналы, Ахматова узнала о его судьбе. Однажды на заседании Союза кто-то передал ей французское издание. «Я открыла – фотография Модильяни… – так написала об этом она сама. – Крестик… Большая статья типа некролога; из нее я узнала, что он – великий художник XX века (помнится, там его сравнивали с Боттичелли), что о нем уже есть монографии по-английски и по-итальянски».
Последние годы жизни Анны Ахматовой складывались наиболее благополучно: вернулся из сталинских лагерей сын, ее произведения публиковали – в 60-е к ней пришла мировая известность. Стихи перевели и издали на европейских языках. В 1964-м, когда ей было 74 года и она уже перенесла не один инфаркт, поэтессу пригласили на родину Модильяни для вручения литературной премии «Этна-Таормина». Перед приездом Ахматовой в Италии были опубликованы ее воспоминания об одном из самых великих художников XX века Амедео Модильяни, которым итальянцы восхищались и гордились. После чего она мгновенно стала известна в этой стране.
Когда начался 1965 год, предпоследний в жизни Ахматовой, снова возник «египетский след». Ей предложили перевести древнеегипетскую лирику.
«Никто не ест лазурит, когда созревает зерно»
Эта строфа из древнеегипетских переводов Анны Ахматовой производит впечатление своей звучностью и емкостью. Лазурит – любимый камень фараонов, символизирует небеса, зерно – землю, жизнь.
Если же отрешиться от данной строки и просто использовать эти два образа как противопоставление, то переводы для Ахматовой никогда не были лазуритом, они являлись зерном, 
элементарным куском хлеба. Долгие годы ее стихи не печатали и переводы оставались единственным заработком. В послевоенный период Анна Ахматова много переводила. В 1956 году были изданы сборники корейской поэзии и классической китайской поэзии в ее переводах. По словам людей, хорошо знавших Ахматову, поэтесса не очень верила в то, что стихи можно перевести с одного языка на другой, точно передав их дух. В своих переводах она всегда строго следовала оригиналу.
Но опять же, по воспоминаниям, не все переводы Ахматова делала сама. Иногда она перепоручала их кому-то еще, правда, потом читала и при необходимости вносила поправки. А происходило это потому, что поэтесса делилась работой с теми, кто в ней нуждался. Среди них был и сын – Лев Гумилев, вернувшийся из лагерей, где провел в общей сложности десять лет. В работе нуждались и молодые поэты, дружившие с ней в последнее десятилетие ее жизни. Так что порой имя «Ахматова» под переводами можно считать коллективным псевдонимом 5-6 переводчиков, где отделить принадлежащее собственно ахматовскому перу не всегда возможно.
Правда, литературоведы пишут о том, что, судя по рабочим записям поэтессы, без соавторов она переводила корейскую и древнеегипетскую поэзию. В одной из ее записных книжек под номером 21 содержится множество вариантов переводов одних и тех же строк египетской лирики. Это рабочие черновики Ахматовой. Одновременно с поэтессой часть лирики перевела профессиональная переводчица, ученица Сергея Маршака Вера Потапова, причем большую часть любовной поэзии. Ее переводы также отличаются высоким качеством.
Интересно, что сама Ахматова переводила много древнеегипетских гимнов, (например, гимны богу Нила Хапи, богине Хатхор), а также знаменитое стихотворение «Песнь арфиста». Что же касается египетской тематики непосредственно в творчестве самой поэтессы, то в 1940 году она написала произведение «Клеопатра», посвященное легендарной царице.
«МК В Египте», № 24(030), 26 декабря – 15 января 2011 года.
