Уважаемые читатели, мы продолжаем публиковать отрывки из романа известного египетского писателя Хайри ШАЛЯБИ (1938-2011) «Меблированные комнаты «Аттыя» (2007), за который автор получил престижную литературную премию Нагиба Махфуза.
Продолжение. Начало в №№ 03 (81), 5 (83) от 2013 г.
Сами меблированные комнаты располагались в здании, которое, несмотря на высоту стен, оказалось всего лишь в два этажа. Наружная спиральная лестница с проржавевшими ступеньками вела в маленькие смежные комнаты. Над каждой из них выдавалась вперёд, по крайней мере на два метра, деревянная крыша, которую подпирали аркадки. Большинство комнат на обоих этажах были открыты, из некоторых сочился мягкий свет и раздавались приглушённые звуки: чьи-то спорящие голоса, шутки, вздохи, любовные стоны – всё это эхом разносилось по двору. В нос разом ударяли всяческие запахи: гниль, пот, алкогольный перегар, жареные кофейные зёрна, сардины, копчёная селёдка и испражнения; иногда легкий ветерок доносил и аромат пряных духов, который неприятно ударял в нос. Я ощущал стыд и отвращение, меня тошнило. Казалось, будто я попал в ловушку и сегодняшней ночью у всех этих жуликов, бродяг и попрошаек будет лёгкая добыча. Махрус, кажется, каким-то образом почувствовал моё
состояние и указал пальцем на громоздящиеся друг на друге тела, как бы стараясь успокоить меня: «Уж не думаешь ли ты, что это всё мужчины? Здесь полно женщин, тех, кто подходят к тебе со своими детьми на улице и попрошайничают! Правда, малышня спит в другом месте, это дядюшка Шавадфи так распорядился. В одной из этих комнат живёт человек, который присматривает за детьми, так что женщинам возвращают их отпрысков обратно по утрам. Он же получает плату каждый день и отводит ребятню в какое-то известное только лишь ему место. По утрам дети возвращаются, каждый ест лепёшку с фасолью, так что, как видишь, дядюшка Шавадфи неплохой человек! Он держит «Аттыю» в ежовых рукавицах, и никто рта раскрыть не смеет! Всё происходит по его приказанию, и если бы не он, полиция бы давно уже прикрыла бы это место. Если ты потеряешь хоть один пиастр, дядюшка обыщет каждого – и пропажа найдётся. Одна беда – он заберёт себе ровно половину в награду!»
«Ты говоришь, что это место называется «Аттыя». Тогда кто такой Шавадфи?» – спросил я Махруса.
«Шавадфи арендовал это место у человека по имени Аттыя около десяти лет назад, и потом этот Аттыя не смог отделаться от Шавадфи и потерял всё. Затем он заболел, и сто шестьдесят пиастров, которые ежемесячно давал ему Шавадфи, не могли оплатить ему и двух дней лечения, – услышал я в ответ. – К тому же Аттыя не имел право продать это место, так как тоже когда-то его арендовал как вакф (неотчуждаемое имущество, переданное владельцем на религиозные или благотворительные нужды государству, общине или частному лицу. – Прим. авт.). Я покажу тебе этого старика – он часто приходит сюда, опираясь на палку, выпить чая с Шавадфи».
Махрус выбрал себе место в середине двора и направился туда, за ним последовал и я, прокладывая себе путь среди каких-то корзин, клетей и костылей. По дороге я заметил чёрные бочки, из которых поблёскивали чьи-то глаза и смутно видны были руки, сворачивающие сигареты. Махрус ногой пихнул какое-то спящее тело и сказал хриплым голосом, в котором, правда, было больше дружелюбия, чем грубости: «Подвинься, сукин сын!» Тело молча отодвинулось вправо, и для нас обоих образовалось достаточно места. Махрус стянул с себя галабею и нижнюю рубаху, затем свернул галабею валиком и протянул её мне со словами: «Ложись ко мне спиной!»
Мои глаза уже начали привыкать к темноте, в которую изредка проникал бледно-жёлтый цвет. Я долго смотрел на небо, пока окна в комнатах не стали серого оттенка. Неожиданно появилась луна. Казалось, что Махрус уже уснул и даже начал похрапывать носом, но вдруг он повернулся ко мне и прошептал: «Тебе здесь понравится! Если котелок у тебя варит, то ты заплатишь за своё место тридцать пиастров. Внеси сумму в начале месяца, и останешься должным ещё тридцать, эти можешь возвращать по одному каждый вечер, как заходишь в ворота. У тебя будет свой ключ, разве это не равноценно всем сокровищам мира? Ты сможешь хранить в своей комнате под замком одежду и деньги. Всего шестьдесят пиастров в месяц, и у тебя свой ключ! Это же почти задаром! Как бы я хотел тоже иметь свой ключ, но гашиш никогда не оставляет мне лишних тридцати пиастров. Это моя единственная радость в жизни, и я не могу уснуть, если вечером не выкурю пары кальянов, как ты сегодня уже видел. Если же после гашиша у меня всё-таки остаётся хоть десять пиастров, покупаю билет и еду в свою деревню в аль-Туде, только чтобы навестить мою мать. В тех краях редис не продать, гашиш не растёт, так чего мне там торчать?»
Затем он неожиданно замолчал и захрапел ещё пуще. Звуки в ночи слышались всё отчетливее, и многое вокруг как будто прояснилось. Я был уверен, что в нескольких комнатах люди играли в карты, так как стук о стол был очень громким. Также я слышал, как люди пили и кричали друг на друга, в том числе женщины. Пьяные голоса становились глуше, попадая под покрывало обманчивой тишины. Возможно, всё это мне только чудилось, так как, несмотря на крайнее измождение, как только я лёг на землю, моё тело охватило чувственное удовольствие. Я мог слышать прерывистые похотливые крики, доносившиеся время от времени то из одной, то из другой комнаты, на место которых приходило потом безмолвие.
Постепенно во всех окнах погас свет; позже я слышал какой-то шум, вызванный шагами по лестнице, он сменился скрипом отворяющейся и затворяющейся двери. На смену ему пришли лёгкий шорох и похрустывание костей. И вскоре снова воцарилась тишина. Всё вокруг покрылось серой пеленой, которую то там, то сям пронизывали лучики лунного света. Это всё вызывало желание прислушиваться, созерцать и размышлять. Но я уже был похож на человека, неожиданно наткнувшегося прямо на улице на нечто ценное и спрятавшего свою находку с тем, чтобы позднее обнаружить её ещё раз и неторопливо получать удовольствие от её исследования, понимая, тем не менее, что она может таить в себе пугающие секреты. Я погружался в глубокий сон, мне казалось, что никогда прежде в своей жизни я не хотел спать так сильно, даже когда находился в уютной кровати. В какой-то момент я обнаружил, что разгуливаю в прекрасном настроении по некой лесной чаще, у которой не видно ни конца, ни края и над которой нависали густые облака. Я нырнул в её глубь и увидел, что деревья были покрыты настолько густой листвой, что бледно-серый свет с трудом пробивался сквозь неё. Волки, лисы, собаки, львы и тигры спали там. Некоторые из зверей, позёвывая, глядели со скукой и не обращали никакого внимания на неосторожные шаги: мои ноги часто задевали их лапы и мех и даже попадали по брюхам. И всё-таки они только издавали глухое рычание, хотя и оно заставляло волосы шевелиться на голове от ужаса. Казалось, будто мы с этими зверями уже давно друг друга знали и нас связывала старинная дружба, которая, возможно, основывалась на нашем совместном поиске пропитания в течение дня и ночлега на его исходе. Я видел, как некоторые из них готовы были пригласить меня взглядом разделить трапезу: они переставали грызть кость, как бы говоря мне: «Давай, лизни её тоже». И я уж было решил это сделать, так как запах бульона, сваренного из костей и телячьих копыт, сводил меня с ума. К этому примешивался и аромат поджариваемого лука, и я даже слышал, как он шкварчал. Я продолжал идти вперёд, небо над головой постепенно темнело. И вдруг я оказался в абсолютно пустом, лишённом растительности месте. Солнце прятало голову в плечи облаков, из-за чего их кайма окрасилась в кровавый цвет, и я стал понемногу ощущать жар. Очень скоро я весь покрылся потом, да так, что одежда прилипла к телу, а уши стали улавливать резвые звуки: видимо, их издавали копыта животных, следовавших за мной. Звери начали скрести мне спину и прыгать на лицо, и я уже ощутил на своих губах вкус земли. Тогда я попытался подняться и открыл глаза… Оказалось, я в одиночестве спал посреди двора, а грубая рука Шавадфи пыталась меня разбудить. Когда мои слипшиеся веки наконец разомкнулись, я увидел его лицо, похожее на морду волшебного зверя. Улыбаясь, он дружелюбно произнёс: «Эй, ты как будто сто лет не спал! Чего так разоспался, парень? Неужели у тебя нет никаких дел?»
Всё ещё протирая глаза, я быстро сел. Шавадфи поднял руку, напоминавшую корявую ветку акации, и указал на лужу, разлитую неподалёку от входа, сказав при этом: «Иди, умой лицо хоть пригоршней воды».
Вглядевшись в место, на которое он показывал, я заметил маленький бетонный резервуар и помпу. Резво поднявшись, я побежал к помпе, схватил ручку поршня и несколько раз приподнял и опустил её. Но та издала лишь свист и выплюнула немного воздуха. Тогда я вспомнил, что для того, чтобы вода смогла подняться наверх из глубины, сначала нужно залить в помпу немного воды из резервуара. Отпустив ручку, я зачерпнул водицы – она оказалась неожиданно прохладной – и плеснул её себе на лицо. Затем я насухо вытерся замусоленным носовым платком, который всегда носил сложенным в боковом кармане брюк. Запах пота, исходящий от платка, казался ещё более отталкивающим, чем запах несвежей воды. Я был готов покинуть «Аттыю»…
Продолжение следует.
Фото: flickr.com
«МК в Египте», № 07(085), 7 — 20 апреля 2013 года.
