Уважаемые читатели, мы продолжаем публиковать отрывки из романа известного египетского писателя Хайри ШАЛЯБИ (1938-2011) «Меблированные комнаты «Аттыя» (2007), за который автор получил престижную литературную премию Нагиба Махфуза.
Продолжение. Начало в №№ 03 (81), 5 (83), 7 (85) от 2013 г.
Когда я повернулся боком, чтобы протиснуться сквозь узкие ворота, то заметил Шавадфи, по-турецки сидящего на бетонной скамье. Прямо перед ним была жаровня с тлеющими в ней объеденными кукурузными початками, на которых, в свою очередь, стоял маленький, дочерна закопчённый оловянный чайник с хорошо примотанной к нему проволочной ручкой. Шавадфи взял чайник и стал легонько его потряхивать, так что аромат крепкого чая достиг моих ноздрей.
– Хорошего вам дня, дядя Шавадфи.
– Присаживайся-ка рядом и попей чая.
– Спасибо, да вознаградит вас Всевышний.
– Присаживайся, я тебе говорю.
В решительности, с которой он произнёс эту фразу, прозвучали простота и щедрость. Я сел и стал смотреть, как предполуденное время проникает в самый центр двора и постепенно отвоёвывает всё большее пространство у раннего утра, которое медленно исчезало под холодными сводами
открытых ворот. Неожиданно я был застигнут врасплох запахом горячего бульона из коровьих копыт с лимонным соком. Шавадфи облизал губы и произнёс: «Эта мерзавка начинает готовить бульон ещё засветло, так что у меня во рту пересыхает. Не знаю уж, что она туда кладёт для аромата. Но если бы она не посылала мне чашечку бульона к обеду, я превратил бы её жизнь в ад ночью!»
Затем он широко осклабился и принялся переливать чай из чайника в чашку с ручкой с уже положенным туда сахаром, а потом обратно в чайник. Повторив эту процедуру три раза, Шавадфи поставил чашечку передо мной: «Пей, пока горячий». С радостью я сделал первый глоток. Я не мог скрыть удовольствия и громко всасывал в себя чай, пока чашечка не опустела. Тогда я вернул её хозяину, чтобы он налил чая и для себя. Шавадфи сделал небольшой глоток, потом поставил чашку обратно, достал чумазый кисет и вытащил из него пачку бумаги для самокруток. Подув на почку, он поднял уголок верхнего листочка бумаги, схватил его пальцами и оторвал, а затем положил на листочек щепотку табака, который, как я подозреваю, был добыт из сигаретных окурков. Тогда Шавадфи свернул сигарету, зажал её между губами и наклонился над жаровней так, чтобы сигарета прикоснулась к тлеющим там початкам, затягиваясь при этом с нескрываемым наслаждением. И вот запах горящего табака проник мне в ноздри. Он отпил ещё глоток, за которым последовала более глубокая затяжка, и спросил: «Ждать тебя сегодня вечером?»
– Если того пожелает Всевышний.
– Во дворе или в комнате?
– Будет зависеть от моих обстоятельств. Всё в руках Господа нашего.
– Будешь платить заранее?
– Заплачу, когда приду.
– Даже если не раздобудешь денег, всё равно приходи.
– Да поможет мне в этом Всемогущий.
– Говоришь, у тебя закончена начальная школа?
– Я почти выучился на учителя, но меня отчислили за постоянные прогулы.
Шавадфи гневно посмотрел на меня своими огромными красными глазами, у которых не было белков и отсутствовали ресницы: «Я не сомневаюсь, что ты испорченный, ужасный мальчишка! Твоя семья отказывала себе в еде, чтобы отправить тебя учиться в большой город, а ты здесь баклуши бьёшь? Да как ты вообще можешь сказать, что у тебя были постоянные прогулы, как ты мог отсутствовать на занятиях, шайтаново отродье? Куда ты ходил?»
Я уже пожалел, что сказал ему это, особенно потому, что он задел больное место, упомянув, что моя семья во всём себе отказывала ради моего будущего – это была правда. Шавадфи повторил слово в слово то, что говорил мой отец. Я стал подыскивать какое-нибудь другое оправдание, но он не дал мне времени.
– Теперь ты официально являешься бродягой! Прошу прощения за выражение. И чем ты собираешься заняться? На что ты живёшь? У тебя есть работа?
– Я как раз ищу.
– Ты ищешь?
Потом он протянул мне ещё одну чашечку чая второй заварки: «Это верный знак того, что ты ни на что не годен, уж прости меня за эти слова. Работу не нужно искать, её просто следует найти. Она повсюду. Работы везде навалом, но люди, подобные тебе, её не замечают, потому что, уважаемый господин, вы изволите проводить время в поисках. Слушай, да пойди на хлопковую фабрику Баракат, или Дауд, или же Каффас. Ведь в Даманхуре такое количество фабрик, что и тысячи таких, как ты, им будет мало. Иди в пекарню, ресторан, в магазин. Поработай уличным торговцем. Или ты хочешь сидеть в офисе с газетой в руках, чашкой кофе и сигаретой? Как вы все глупы! Это правительство испортило вас и внушило вам ложную гордость. Оно воспитывает нам поколение «эфенди» (в переводе с араб. – «господин», «повелитель») с газетой и сигаретой, которое будет жить за счёт бедноты. Здесь, в этих меблированных комнатах, есть ребята, которые могут сделать деньги из воздуха. Хорошие деньги зарабатывают, а ведь никаких дипломов у них и в помине нет. Только парень, что смотрит в оба, да ещё и с мозгами, сможет чего-нибудь добиться в этом мире. Ладно, друг, поскольку ты бросил учёбу, забудь о ней и всяком образовании, а лучше давай перейдём сразу к делу. Ты куришь? Конечно, да – это видно по твоим губам и пальцам. Ну на тогда, затянись».
Я сделал затяжку и почувствовал, как мою грудь как будто пропахал насквозь гигантский плуг. От гнилого запаха табака, добытого из окурков, я поперхнулся и зашёлся кашлем. Но мужественно затянулся во второй раз. Только после этого я вернул ему сигарету и поднялся: «У меня встреча с одним хорошим человеком, который найдёт мне работу».
«Посиди ещё пять минут, может быть, ты нам понадобишься», – услышал я в ответ.
И Шавадфи дал мне чашечку самого слабого и самого сладкого чая третьей заварки. Не успел я сделать и одного глотка, как к нам подошли двое – мужчина и женщина. Мужчина был высокий, как фонарный столб, с головой, похожей на голову удода. Гладкое и невинное лицо его напоминало своим выражением маленькую птичку. Беззубый и светлокожий, он походил на иностранца, которого немилосердная судьба как следует изваляла в грязи и помоях. Одет мужчина был в галабею с заплатками по обеим сторонам, выглядевшими, как карманы циркового фокусника. Женщина же была дебелой, среднего роста, покрытая жиром со всех сторон и с грудью огромного размера, как будто под ней прятались два младенца. Голова у неё была вытянутая и напоминала по форме арбуз, обёрнутый линялым платком, который был усеян жирными пятнами. Из-под головного убора как будто виднелась грязь, при более детальном рассмотрении оказавшаяся черными волосами, кое-как заплетёнными в косу. Глаза этой женщины были заплывшими и поэтому такими узкими, что казалось, словно их веки прошили портновской иглой после того, как их сложили складкой внутрь, как обычно складывают брюки. Вообще, создавалось впечатление, что ей постоянно ставили под оба глаза фингалы. Щёки посетительницы при этом свисали вниз, и рядом со своим спутником она смотрелась его матерью, хотя ей никак не могло быть больше пятидесяти. Мужчина же выглядел очень моложаво. Они улыбались радостно и одновременно смущённо и наивно.
Шавадфи поприветствовал их: “Добро пожаловать жениху! Добро пожаловать невесте! Вы пришли как раз вовремя! Эй, а вы, с позволения Всевышнего, всё распродали?”
Мужчина сел перед нами прямо на землю: «Да будет славен Всемогущий!» Женщина же направилась ко мне и плюхнулась рядом на скамейку. Потом она положила ладони на колени и, разглядывая меня с любопытством своими узкими, припухшими глазами, сказала: «Как поживаете, юноша? Вы производите впечатление очень интересного молодого человека».
Шавадфи рявкнул на неё: «А ну, прекрати! Давай ближе к делу – вы давно друг друга знаете?»
Женщина улыбнулась с притворным смущением. Потом она опустила руку в боковой карман и со звоном достала оттуда пригоршню монет. И принялась считать шиллинги и монеты в десять пиастров, а также восьмиугольные серебряные двухпиастровики и продырявленные пиастры, красные медные милльемы и полумилльемы. Отсчитав около шестидесяти пиастров, она протянула их Шавадфи, который внимательно следил за её счётом. Тот взял деньги и опустил их в свой карман со словами: «Это плата за комнату. Однако те, другие деньги, о которых мы договорились, намного важнее. Где они? Вы оба не можете жить здесь вместе, пока не поженитесь по всем правилам».
Женщина взглянула на него уголком глаза, как будто пытаясь доказать мне и ему, что она умудрена в вопросах флирта и соблазнения. Честно говоря, в её взгляде сквозила натура потаскухи, коей она, несомненно, и являлась. Женщина стала с невероятной скоростью поднимать брови, потом показала кончик языка и принялась круговыми движениями облизывать губы. Шавадфи пристально посмотрел на неё и сказал таким тоном, как если бы он хотел заколоть её насмерть мечом в живот: «Женщина, веди себя прилично! Меня это больше не интересует! С потаскухами, подобными тебе, я завязал давным-давно. А теперь настал черёд молодых».
Продолжение следует.
Фото: Фото: flickr.com
«МК в Египте», № 09(087), 5 — 18 мая 2013 года.
